Современный музей — не просто хранилище или галерея, а многофункциональная институция. Для меня как ученого музей — это в первую очередь научно-исследовательский центр. Вообще музеи можно разделить по разным категориям: художественные, исторические, научные и так далее, но суть у них одна. Все мы стараемся сохранить наследие, изучить его и представить публике. И, конечно, сейчас многие музеи в мире пытаются быть более активными и бизнес-ориентированными. Я думаю, что у них есть для этого большой потенциал в виде их коллекций. Образно говоря, если театр зависит от возраста своих главных актеров, то у музея всё наоборот — чем старше наши экспонаты становятся, тем они ценнее.

Я работаю над созданием национального музея в стране, которая всё еще ищет свое место в мире. Поэтому для сотрудников Национального музея Грузии и для меня лично наш музей, который объединяет под одним крылом, образно говоря, несколько сателлитов — музеи истории, искусства, этнографии, Тбилиси — это больше, чем просто музей. Это институция, которая помогает Грузии идентифицировать себя не только внутри страны, но и за ее пределами. И я думаю, что у культуры не может быть стратегии, отдельной от стратегии страны. Культура должна идти в том же направлении, в котором идет страна. Музей не может быть отдаленным островком, это часть общества. И вместе с тем — международного сообщества.

Приступая к международному сотрудничеству, мы подумали, что начать надо с компактной выставки, которая будет интересна большим музеям. Ее темой стала история Колхиды, аргонавтов и золотого руна. Благодаря мифам древних греков мир узнал о золотом руне и аргонавтах, но, уверен, лишь немногие знают, что древняя Колхида находилась в Грузии. А на нашей выставке представлены археологические находки, которые рассказывают об этом. И мы за два года показали ее в двенадцати больших музеях в разных странах.

Что нам это дало? Национальный музей Грузии стал известным в мире как бренд. Наши кураторы смогли своими глазами увидеть, как работают западные музеи. Мы включились в международную музейную жизнь и музейный обмен. Так, например, после проведения  за рубежом выставки картин Нико Пиросмани у нас в Тбилиси состоялась выставка работ Пабло Пикассо, в обмен на нашу антропологическую выставку нам привезли произведения Рембрандта.

Знаете, у нас есть одно преимущество перед западными музеями — мы еще можем всё поменять. Не думаю, что можно что-то радикально изменить во французской или немецкой музейной системе, а у нас можно! Причем на основе их опыта. Сейчас, после восьми лет совместной работы с международными институциями, у нас есть группа молодых сотрудников, которые знают, что такое современный музей и мировые музейные стандарты. А в одном из наших международных проектов, который проходил совместно с немецким музейным объединением, к нам не просто приезжали, как это нередко бывает, консультанты из Европы — мы работали вместе на всех уровнях, от директоров до реставраторов и даже пиарщиков и финансовых работников.

Конечно, мы можем многому научиться у западных музеев. Вопрос только в том, чтобы не переносить западную модель (хороший западный музей можно сравнить с «мерседесом») искусственно на нашу почву, а посмотреть, как ее можно соединить с собственным опытом. Самое важное, что стоит у них взять, — это симбиоз идеализма и прагматизма. Мы должны детально проанализировать свои коллекции и постараться подать их так, чтобы музей стал местом, куда людям хотелось бы возвратиться. Вы помните, как в советских музеях почти не менялись выставки, не было мест, куда люди просто приходили бы, чтобы встретиться друг с другом и поговорить. А сегодня это мировой тренд.

Я далек от мысли, что музей может, как иногда пишут, сам себя окупить (мы, например, можем самостоятельно покрыть 20–25% своих затрат), но у него есть немало способов заработать деньги. Сейчас, например, в музеях мира существует тенденция, чтобы временные выставки стали прибыльными. Мы пока на этот уровень выйти не можем. Ну и, конечно, очень важно спонсорство, причем не единичное, разовое, а на постоянной основе.

С другой стороны, и государство должно помнить, что музей — это часть национальной политики образования, место, где формируются будущие поколения. Да и в материальном отношении музеи могут приносить государству выгоду. В Англии, например, многие большие музеи бесплатные, но они дают трафик в семь-восемь миллионов туристов в год.

Что касается цен на билеты, я думаю, что вход на постоянные экспозиции должен быть дешевым или вовсе бесплатным, а вот временные выставки должны быть всегда платными. И что должно быть по-настоящему дорогим, так это услуги экскурсоводов.

В любом случае тот отдел музея, который занимается менеджментом, а не наукой, должен иметь четкий бизнес-план. И уметь правильно выстроить стратегию — как привлечь людей в музей, за счет каких конкурентных преимуществ. В Грузии нашими конкурентами являются не музеи, а театры, кино и рестораны. Поэтому наша работа — думать, как выиграть у них борьбу за посетителя. Нужно убедить людей, что лучше пойти в музей, чем провести время у телевизора.

Так что сегодня профессия музейного куратора стало инновационной. Сейчас мало просто развесить в зале картины, надо создать сопровождающую их историю, которая будет интересна посетителям. Конечно, при этом может возникнуть соблазн как-то приукрасить рассказ, но тут надо помнить, что музейная информация всегда должна быть точной и достоверной.

Автор: Давид Лордкипанидзе, генеральный директор Национального музея Грузии, иностранный член Национальной академии наук США