Дональд Трамп, Владимир Путин и культ сильной личности

Всплеск активности Дональда Трампа сопровождался предсказуемым ворчанием “только в Америке”. Но феномен Трампа лучше воспринимается как часть глобальной тенденции возвращения “сильного мужчины”, лидера в международную политику.

Вместо того, чтобы лидировать в этом тренде, Америка пришла к нему только сейчас. В один прекрасный день поворотным пунктом историки могут назвать 2012 год. В мае того года Владимир Путин вернулся в Кремль в качестве президента РФ. Через несколько месяцев Си Цзиньпин был официально введен в должность генерального секретаря ЦК Коммунистической партии Китая.

И Путин, и Си пришли на смену нехаризматичным лидерам – Дмитрию Медведеву и Ху Цзиньтао – и начали мягко формировать новый стиль лидерства. Угодливые средства массовой информации поощрялись в создании культа личности с акцентом на силе и патриотизме нового лидера, добравшегося до верхушки власти.

Тренд, который получил начало в России и Китае, быстро заметили в других странах. В июле 2013 года состоялся переворот в Египте, в результате которого были свержены “Братья-мусульмане” и появился Абдель Фаттах аль-Сиси – бывший военачальник – в качестве нового сильного лидера страны.

В следующем году Реджеп Тайип Эрдоган – который в течение 11 лет занимал пост премьер-министра – был избран президентом Турции. Он сразу же начал укреплять президентские позиции, изолировать других известных политиков и расправляться со средствами массовой информации.

Феномен Эрдогана показывает, что демократия не является прививкой от соблазна избрать в лидеры сильного человека. Эрдоган – явный сторонник авторитарной власти, но он пришел к власти благодаря выборам.

Нарендра Моди, который был избран премьер-министром в Индии в 2014 году, вел кампанию, которая была основана на его собственной силе и динамизме. Он обещал кардинально изменить пассивную политику своего предшественника – кроткого лидера Манмохана Сингха.

В Венгрии был избран премьер-министром Виктор Орбан, который продемонстрировал сильные авторитарные тенденции.

Этот глобальный тренд набирает обороты. На прошлой неделе президентом Филиппин был избран популист и жестокий человек Родриго Дутерте – общеизвестный как Дутерте Гарри, прославившийся эскадронами смерти, которые казнили преступников без суда и следствия. Он пришел на смену осторожному технократу Бенигно Акино.

А теперь вернемся к Трампу. Американцы могут вздрогнуть от мысли, что американская политика имеет что-либо общее с Филиппинами или Россией. Но, в сущности, Трамп – который почти наверняка обеспечил себе номинацию на участие в президентских выборах от Республиканской партии – проявляет многие черты нынешней группы сильных лидеров, включая Путина, Си, Эрдогана, Сиси, Моди, Орбана и Дутерте.

Все эти лидеры обещали возглавить национальное возрождение благодаря силе своей личности и готовности игнорировать либеральные тонкости. Во многих случаях обещание о решительном лидерстве поддерживается готовностью – иногда явной, иногда подразумевающейся – использовать незаконное насилие против врагов государства.

“Дутерте Гарри” рекламировал свои связи с бандитами. Об использовании Путиным брутальной тактики во время второй Чеченской войны было хорошо известно российским избирателям. Роль Моди в антимусульманской бойне в его родном городе Гуджарат в 2002 году была достаточно противоречивой, чтобы обеспечить ему запрет на въезд в Соединенные Штаты на многие годы. Сиси пришел к власти после кровавых событий на улицах Каира. И даже в США, в которых правит закон, Трамп пообещал истязать террористов и уничтожить членов их семей.

Тревожит тот факт, что влияние сильных лидеров редко ограничивается национальными границами. Слишком часто скрытая тенденция к насилию, которую они развивают во внутренней политике, выходит на международную арену.