— Готовясь к интервью, я увидел, что у АО «Ветропак Гостомельский Стеклозавод» очень необычные финансовые показатели: у вас прибыль что в 2010-м, что в 2011-м выросла втрое по сравнению с предыдущим годом. У всех кризис, а у вашего предприятия — нет?

— Вот когда мы подсчитаем итоги 2012 года, и окажется, что прибыль снова выросла втрое по сравнению с предыдущим, то можно будет говорить о тенденции. А ведь в 2008-м у нас был очень глубокий провал: мы взяли большой кредит Европейского банка реконструкции и развития и ссуду у материнской компании, и они были валютными. А обменный курс вырос с пяти до восьми гривен за доллар — отсюда убытки.

— А что в это время было с физическими объемами производства?

— В 2008-м они не упали, потому что кризис начался в четвертом квартале, а у нас основные продажи идут летом — за счет бутылок под пиво и воду. Но в четвертом квартале мы накопили на складах больше продукции, чем было необходимо, и не заключили многих контрактов на следующий год. Поэтому уже в 2009-м вынуждены были уменьшить объемы. И это на моей памяти был второй случай в истории завода. А я тут работаю с 1979 года…

— А первый случай — наверное, в начале 1990-х?

— Да. Тогда даже останавливали печи. Мы ведь были предприятием союзного подчинения, вырабатывали парфюмерную тару для Ташкента, Казани, Казахстана, Риги…

— А насколько сокращали объемы в 2009-м?

— В первом полугодии — процентов на 12–15. Потом вышли на полную мощность и так работаем до сих пор.

— А насколько важным для вас фактором является регулярное подорожание российского газа?

— Это критический фактор. Российские и белорусские конкуренты покупают газ втрое дешевле, чем мы. Их стеклянная тара с учетом доставки, например, на комбинат «Оболонь», до которого от нас 18 километров, оказывается не дороже нашей. За первое полугодие 2012-го в Украину завезли более 200 миллионов бутылок, то есть импорт растет и приобретает массовый характер. Но наш продукт лучше: это доказывает хотя бы тот факт, что мы регулярно по просьбе наших клиентов и под контролем Торгово-промышленной палаты утилизируем некачественные импортные бутылки как стеклобой.

— Сколько газ занимает в себестоимости бутылки?

— Если впрямую — то примерно 20 процентов. Но ведь он заложен в себестоимости и других продуктов. В соде, которую мы используем, энергоносители занимают до 50 процентов.

— А соду чью берете?

— Украинскую — с «Крымсоды». Но у нас должно быть несколько источников, поэтому пользуемся также услугами поставщиков из Европы и даже США. Причем сегодня соду дешевле завезти из Штатов в Клайпеду сухогрузами, а потом оттуда через несколько границ везти в Украину, чем брать из Крыма.

— Почему через полмира дешевле везти?

— У них сода, как у нас снег, — природная. Ее надо только очистить, подготовить. А в Крыму нужно взять рапу (насыщенный солевой раствор. — «Эксперт»), высушить, получить соль, добавить в нее углекислый газ из известняка, получить соду, отгранулировать… Но при импорте есть валютные, транспортные, таможенные риски, поэтому используем и внутреннего поставщика.

Стеклянная тара бессмертна

— Ваши потребители — пищевики. Неужели они не пытаются заменить стеклянную тару более дешевой пластиковой?

— Эта тенденция началась еще до кризиса. На территории бывшего СССР уже примерно половину пива разливают в ПЭТ. А вот в Европе на ПЭТ приходится до десяти процентов, а кое-где и вообще один процент.

Можно долго дискутировать о преимуществах и недостатках каждого вида упаковки. Но уже не нужно никому доказывать, что стекло — это тот материал, который никак не влияет на содержимое. А пластик менее стабилен, но более дешев.

Однако мы видим и положительные тенденции. И в прошлом, и в этом году почти все крупные украинские производители стремятся вернуть в стеклянную упаковку молоко. Мы, например, первыми разработали в Украине бутылку для Белоцерковского комбината, ТМ «Premialle».

— Это будет, как в советское время, оборотная тара?

— Нет, одноразовая облегченная. Бутылка на 750 миллилитров весит чуть больше 300 граммов, крышка твист-офф. Оборотная тара сегодня ходит в пиве. Но организация процесса достаточно хлопотна. Когда нет большого оборота, этим заниматься нецелесообразно.

— А есть такие пищевики, которые от стекла никогда не отказывались и не откажутся?

— Коньячисты, шампанисты, водочники. Потому что есть конфликт продукта и органической тары. Виноделы попробовали перейти на картонную упаковку, но вернулись к стеклу.

— А кто ваши основные потребители по отраслям?

— Мы — предприятие диверсифицированное. У нас есть три печи, у каждой свой цвет стекла, одна может еще цвет менять три-четыре раза в год. Делаем бутылки бесцветные, зеленые, коричневые, оливковые. Поэтому можем работать с разными потребителями.

В штуках пивные бутылки занимают около половины нашего производства. Примерно 15 процентов — водочная тара, столько же — шампанское, десять процентов — вино. Минеральная вода — два-три процента, полтора — молоко…

Женитьба на технологиях

— Что вам дал приход на завод инвестора — группы Vetropack, штаб-квартира которой расположена в Швейцарии? Насколько я понимаю, Гостомельский стеклозавод и так себя неплохо чувствовал?

— Это всё равно, что спрашивать: «А зачем ты женился? Ты ведь и так неплохо жил» (улыбается).

Поймите, это совершенно другие условия ведения бизнеса. Да, Гостомельский стеклозавод был лидером и до прихода Vetropack, еще в советское время. Наше предприятие недавно отметило столетний юбилей. Есть и традиции, и правила, и ценности. Но мы понимали, что если не найдем иностранного инвестора, то постепенно будем терять позиции. Потому что иностранные компании получали доступ и к новым технологиям, и к деньгам. Чтобы наращивать кредитование, нужны некие гарантии, которые может дать только мощный инвестор.

— Кто кого нашел?

— Они искали новые рынки, а мы — инвестора. И встретились.

— И что, кроме денег, вы получили?

— Vetropack дал целостный доступ к технологиям. У нас появилась совсем новая печь, где стекло варится с помощью двух энергоносителей — газа и электроэнергии.

— Что это дает?

— Если объяснять «на пальцах» — когда стекло варят, горелка находится над бассейном, только 30 процентов энергии идет в дело. А электрод — в толще стеклянной массы, и вся энергия расходуется на ее нагрев. Но электрическое тепло дороже газового. Важно искать компромисс.

У нас появился доступ к библиотеке чертежей, к стандартам Vetropack. То есть изменился подход к разработке дизайна. А это важно — вся эта продукция проверена, сертифицирована, нет необходимости подгонять, условно говоря, такой-то колпачок к такому-то горлышку.

Плюс подготовка персонала: наши сотрудники получили возможность обучаться на заводах в Чехии, Австрии, Хорватии, Швейцарии.

— То есть им нужно было язык учить?

— Да. До того как Vetropack купил наш завод, у них внутрикорпоративным языком был немецкий. Теперь, так как они собираются и дальше развиваться, — английский. Это, безусловно, нам на руку.

— А кого посылали учиться? Это были рядовые сотрудники или топ-менеджмент?

— И высшие руководители, и среднее звено, и рядовые сотрудники у нас месяцами учились за границей.

— А новые рынки для вас открылись? Едет ли ваше стекло в Европу?

— Новые рынки для нас открылись, прежде всего, в Украине. Мы до прихода Vetropack бутылку для шампанского не делали. Начали продавать товар глобальным покупателям группы — например, Heineken в Беларуси. В Европу поставляем бутылки, но в небольших количествах — всё дело в цене на газ. В Германию, Швейцарию, бывает, в Польшу — под пиво, минеральную воду, безалкогольные напитки, вино.

Импорт давит

— Лет десять назад водочники жаловались, что под их премиальные сорта никто в Украине не может сделать бутылку…

— Всё зависит от того, что такое премиальные сорта. Есть в Европе один-два завода, которые делают премиальные бутылки, где толщина дна в два пальца, стекло особого цвета — дымчатого, например… Это не значит, что мы такое не можем сделать. Можем, но у нас выйдет дороже, чем в Европе, партии ведь требуются небольшие. Поэтому для суперпремиального сегмента мы тару не делаем. А вообще производим всякие бутылки, от 200 миллилитров до литра.

— А от чего из прежнего ассортимента пришлось отказаться? Насколько я понимаю, от всей парфюмерной группы вы ушли.

— То ли мы от нее, то ли она от нас… Еще до прихода Vetropack у нас было заказов больше, чем мы могли удовлетворить. Мы начали модернизацию, освободились стеклоформующие машины. Тогда Гостомельский стеклозавод сделал инвестиции оборудованием в остановленный завод в Костополе, в Ровенской области. И там начали производство и медицинской, и парфюмерной тары.

Когда пришел Vetropack, отказались и от медицинской тары. Дело в изменении законодательной базы. В частности, всё производство медикаментов должно было перейти на систему GMP. Это касалось и производителей тары. Для нас это было технологически возможно, но переход фармацевтов на эту систему так и не состоялся.

— А тот завод в Костополе с вами сегодня как-то связан?

— Нет. Он в самостоятельном плавании.

— Ваши коллеги с Марьяновского стеклозавода примерно полгода назад инициировали антидемпинговое расследование по поводу импорта медицинской тары. Вы не думали о подобных мерах в защиту продукции Гостомельского стеклозавода?

— Мы предпринимали кое-какие действия через ассоциацию «Стекло Украины». Речь не идет о демпинге, потому что демпинг — это когда у себя в стране кто-то производит дорого, а у нас продает дешево. Мы говорим о «массированном импорте» и предлагаем его ограничить, например, с помощью квотирования. Решения пока нет.

— Какую тару больше всего везут в Украину?

— Пивную. Ее проще произвести в больших объемах. Можно купить формокомплект и самортизировать за год. А, к примеру, любой производитель водки требует минимум десять видов бутылок. Один формокомплект стоит сто тысяч евро. На водочника, получается, нужно потратить миллион. А «отбивать» деньги придется лет пять — и не факт, что все пять лет удастся оставаться поставщиком для этого заказчика.

С винной и шампанской бутылкой проще. Вот ее сюда и везут. В основном — Россия и Беларусь.